Одна из традиций, которую соблюдают экипажи, это обязанность подарить своему инструктору по возвращении на Землю что-нибудь из вещей, побывавших в космосе. Обычно дарят космонавты свои часы.

И вот за двое суток до посадки Владимир Ляхов потерял на станции свои наручные часы. В принципе, это не сложно, так как в невесомости воздушные потоки вентиляторов могут занести любую вещь куда угодно. А из-за огромной захламленности станции (здесь, как в старом сарае умещаются тысячи приборов, емкостей, пакетов с принадлежностями, прибывающими с каждым транспортным кораблем для поддержания жизнедеятельности и для новых экспериментов) найти что-либо чрезвычайно трудно.

И каждую свободную минуту Ляхов посвящал поискам, откручивая панели внутренней обивки станции, за которыми часы могли оказаться по воле вентиляции.

И вот осталась последняя панель, за которой он еще не искал. Крепилась она более чем на пятидесяти болтах. Ляхов раскручивал их несколько часов. А когда открыл панель, обнаружил записку на лейкопластыре: «Здесь я уже искал. Коваленок!» Часы свои Ляхов так и не нашел.

(Отрывок из книги «Мы все в этом мире пришельцы!» Павла МУХОРТОВА, космонавта-исследователя №152)

В 1973 году Оуэн Гарриот входил в экипаж американской космической станции <Скайлэб>. С собой в космос Гарриот захватил диктофон, на который его жена наговорила несколько заранее составленных фраз. Когда в один из дней офицер Центра управления полетами оператор Роберт Криппен вышел на связь с орбитальной станцией, Оуэн ждал у передатчика с диктофоном в руке. Между станцией и Центром управления состоялся следующий диалог:

— <Скайлэб>, это Хьюстон, ответьте.

— Здравствуйте, Хьюстон, — бодрым женским голосом отозвалась станция. — Это <Скайлэб>.

Земля после секундного колебания поинтересовалась:

— Кто говорит?

— Привет, Боб, — отозвалась станция. — Это Хелен, жена Оуэна.

Боб несколько секунд переваривал ответ, а затем с трудом спросил:

— Что ты там делаешь?

— Я тут решила ребятам поесть принести. Все свеженькое, — успокоил голос с орбиты.

Центр управления молчал около минуты, а затем отключился. У офицера связи сдали нервы. 🙂

— Больше всего мне запомнился случай, который произошел после приземления, — рассказывает космонавт А. Елисеев. — Мы с Владимиром Шаталовым и Евгением Хруновым стоим около спускаемого аппарата и наблюдаем, как специалисты службы эвакуации осматривают его и готовят к отправке. Вокруг нас столпились люди, в основном колхозники. Они работали в поле. И вдруг я чувствую, что кто-то осторожно трогает мою руку. Оборачиваюсь: две женщины внимательно оглядывают меня, а одна даже пытается на ощупь определить, из какого <материала> я состою. То, что я обернулся, их ничуть не смутило. Наконец та, что проводила экспертизу, с удивлением констатировала: «Теплый!» 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Рассказывает космонавт В. Аксенов:

— После посадки врачи нам сказали: <Ребята, примерно через час вам придется присутствовать на митинге в Целинограде. Вас там, конечно, встретят. На трибуну поставят, но стоять вам придется самим. Послушайте добрый совет. Если поведет вас, допустим, вправо, не сопротивляйтесь: делайте шаг вправо. А влево поведет — смело шагайте влево>. Совет врачей, надо признать, помог: никто из нас не упал. Но со стороны это, наверняка, выглядело странно и, вероятно, смешно. Стоят люди на трибуне и покачиваются. То угодно можно подумать. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Как-то кинооператор В. Суворов спросил у молодого инженера-конструктора, будущего космонавта Владислава Волкова:

— Скажи, как выбирают место для космодрома?

— По максимальной совокупности неудобств, — ответил он. — Нужно найти такое место, куда, во-первых, нелегко было бы добраться любым видом транспорта, начиная с самого современного и кончая таким архаичным, как ишак или верблюд. Но этого мало. Надо, чтобы местность была пустынной. Чтобы не было воды и ее привозили в цистернах. Обязательное условие — это песок! Причем песка должно быть много, очень много. И если подует ветер, то этот песок должен висеть в воздухе, так чтобы в трех шагах ничего не было видно. Желательно, чтобы он попадался в борще и котлетах. Это для того, чтобы ты помнил, что дома тебя ждет жена с вкусным обедом. Если ты нашел такое место, оно подходит для строительства космодрома. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Виталий Севастьянов летал с Петром Климуком на орбитальной станции <Салют-4>. Пробыли в космосе уже более месяца. Однажды Виталий уплыл в транспортный корабль <Союз> для проверки его систем и прикрыл люк-лаз, соединяющий корабль и станцию. Петр находился в станции и работал с приборами неподалеку от этого люка. Воспользовавшись этим, Виталий постучал по люку, как это принято на Земле, когда входишь в чужую дверь. Реакция была мгновенной.

— Кто там? — живо спросил Петр. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Был на борту такой случай, — рассказывает космонавт П. Попович. — После напряженного трудового дня я лег, почитал немного и тут же заснул. Часа через два сквозь входной канал кто-то проникает на станцию, подкрадывается ко мне и: начинает драться! Он наотмашь со страшной силой бьет меня по лицу: по одной щеке, по другой. Разумеется, я сдачи пока не даю, хочу рассмотреть, кто это: человек или инопланетянин. Если пришелец, сберечь надо, для науки пригодится. Зову на помощь Юру Артюхина, своего напарника по второму полету. Он что-то отвечает, но на выручку не спешит. А <пришелец> продолжает меня избивать. Тогда я не вытерпел, изловчился, развернулся и: открыл глаза. Оказывается, книга, которую я читал перед сном, плавает в воздухе, а ветерок от вентиляции листает ее страницы, и они бьют меня по лицу. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Рассказывает космонавт П. Климук:

— Программа подготовки к возможному приводнению рассчитана на несколько часов. Посадили меня с Мирославом Гермошевским в спускаемый аппарат и выбросили за борт. Море было неспокойно — стояла так называемая мертвая зыбь. Ветра не было, а волны двигались беспорядочно, сталкиваясь и разбегаясь. Спускаемый аппарат кувыркался, как щепка в ручье. Чтобы просто усидеть на одном месте, приходилось упираться и цепляться за что придется. Мирослав, раскрывая один из пакетов, наклонился, и вдруг прямо перед ним на брезент попала капля воды. Он отшатнулся и кричит мне:

— Петр, мы прохудились!

Я смотрю на него и хохочу. Мирослав ничего не понимает.

— Давай сигнал, пусть забирают нас отсюда. Видишь, тонем.

А я не могу остановиться Мирослав так устал, что не чувствует: эти частые капли падают с его лица.

— Утонем?! — кричит он, но уже с некоторым сомнением в голосе.

— Ну, — отвечаю я ему, — если из тебя выжмется тонны две пота, тогда, может, и утонем. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Рассказывает космонавт А. Иванченков:

— Поломался у нас видеомагнитофон. Без него плохо. Стали чинить. Никак. А тут по программе физическая зарядка. Дело для космонавтов наиважнейшее. Я сажусь крутить педали велоэргометра, Владимир Коваленок отправляется на <бегущую дорожку>. И вдруг: <Здоровы, отцы!> — врывается зычный мужской голос. У меня мурашки по спине. Медленно оборачиваюсь: Володя с застывшей физиономией уставился на меня. Немая сцена. И тут на телеэкране возникает кадр из знаменитого фильма <Белое солнце пустыни>. Герой обращается к аксакалам: Починился, значит, магнитофон. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Рассказывает космонавт С. Савицкая:

— Как-то утром, когда все нехотя выбрались из своих спальников, Володя Соловьев, улыбаясь, тихонько посетовал:

— Свет, а меня сегодня побили:

— Как побили? — не поняла я, решив, что он шутит.

— Очень просто. Как бьют? Кулаками.

Оказалось, что Игорь Волк, проснувшись раньше всех, решил сделать физзарядку.

Не успев как следует проснуться, он выплыл в рабочий отсек, подметив среди подвешенных там мешков с оборудованием и аппаратурой тот, что показался ему помягче, и принялся его дубасить, как боксерскую грушу. Все было ничего, да мешок тот оказался спальником Соловьева, в котором он, уютно свернувшись калачиком, досматривал последний сон.

— Понимаешь, — рассказывал с улыбкой Володя, — сплю я и не пойму, то ли во сне мне это мерещится, то ли на самом деле меня кто-то колотит. А просыпаться совсем не хочется! Потом чувствую, дело принимает серьезный оборот. Высунул я голову из мешка, смотрю, а это Волк на меня напал. Насилу остановил его. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Журналисты осматривают стартовую установку. Один из них спрашивает испытателя:

— Мы слышали, есть такая команда <Зажигание!> А как она исполняется?

— О, это сложная, ответственная и торжественная процедура. Отбирают двадцать самых лучших и самых красивых испытателей. Когда объявляют пятиминутную готовность, выходят наши красавцы-молодцы из-под земли с горящими факелами в руках. Парадным шагом идут к ракете. Представляете зрелище? <Зажигание!> Каждый подносит факел к камере сгорания двигателя. Как тот зашумит, спокойно и торжественно уходят в подземелье.

— И успевают?

— Успевают.

— Небось страшновато:

— У нас ребята не из робкого десятка.

— А сами вы были факельщиком?

— Я пока не самый красивый. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

— Веду эксперимент, — вспоминает А. Березовой. — На борту тишина. Полностью поглощен работой. На мгновение отвернулся, чтобы записать данные в бортовой журнал. И вдруг передо мной жуткая физиономия незнакомого человека. От страха у меня карандаш выпал, журнал упал: (Вернее, уплыли.)

— Лезу за панель, — рассказывает В. Лебедев, — а из-за отсека научной аппаратуры появляется лохматая рожа, я аж вскрикнул.

Кто же так пугал хозяев станции? Это Жан-Лу Кретьен, французский космонавт, захватил с собой маску Квазимодо, очень натуральную. И пару раз надел ее.

— Когда друзья улетели, ЦУП разговаривал с нами, как с больными. Решили его взбодрить. На сеансе связи я один появился. <Где Валентин?> — встревожились на Земле. И тут на телекамеру выплывает Квазимодо. ЦУП в ужасе!

Перед возвращением кинули жребий: маска досталась Валентину. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

На экзамене по действию космонавта после посадки Мирославу Гермошевскому был задан вопрос:

— Что вы сделаете сразу после приземления?

Ответ последовал незамедлительно:

— Первым делом я обрадуюсь!

За юмор и находчивость — единодушное <отлично>. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Валерий Кубасов и Берталан Фаркаш вышли на орбиту. Земля спрашивает у них, не забыли ли они чего-либо и чего им теперь не хватает. Они дружно отвечают:

— Дублеров! 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Юрий Артюхин увлеченно работал с бортовым телескопом. Вдруг слышит резкий звук. Оборачивается — дух захватило: прямо на него летит : Баба Яга. Это командир — Павел Попович — решил хоть немного развлечь своего товарища. Соответственно <приодевшись> и надев маску, он оседлал пылесос и прокатился по орбитальной станции.

С тех пор катание на пылесосах стало одним из любимых развлечений космонавтов. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

На первых порах успехи не баловали ракетчиков. Трудные послевоенные годы. Напряженная обстановка. Напряженная работа. Но и тогда шутка ценилась и, если она была к месту, принималась даже на серьезном совещании.

Генеральный конструктор Семен Алексеевич Лавочкин открывает совещание:

— Товарищи! Вот наше изделие упало, как только перевалило за забор. Давайте продумаем мероприятия, которые следует провести, чтобы машина летала дальше:

Специалист по системе управления:

— Необходимо повторить огневые испытания двигателя.

Специалист по двигателю:

— Следует провести доработки системы управления.

Встает проектант Ромуальд Арефьев:

— Предлагаю подальше отнести забор. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Рассказывает астронавт Вэнс Бранд:

— Перед совместным полетом <Союза> и <Аполлона> я попросил свою дочку Стефанию записать на пленку женский смех и взвизгивания на фоне звука льющейся воды. Стефания сделала такую запись со своей подругой. Вместе с музыкальными записями мы взяли эту пленку на борт <Аполлона>. После нескольких дней напряженной, но плодотворной совместной работы настало время расставания. Корабли разошлись, и вскоре <Союз> уже летел над Тихим океаном в нескольких сотнях километров от <Аполлона>. Тут-то мы и решили прокрутить пленку Стефании для экипажа <Союза>.

Держа магнитофон перед микрофонов, я вызвал на связь Алексея Леонова и Валерия Беляева. Помню, я сказал приблизительно такую фразу: <Мы душ принимаем. А вы что делаете?> 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

Губарев и Гречко состыковались на своем <Союзе-17> с орбитальной станцией <Салют-4>. Открывают люк, входят (нет, скорее вплывают, поскольку дело происходит в невесомости) в станцию и им бросается в глаза плакат: <При входе в дом вытирайте ноги> — веселый привет от друзей, монтировавших и запускавших <Салют-4>. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)

12 апреля 1961 года. Напряжение достигло апогея: все предстартовые сообщения и команды прошли, а <старта> все нет и нет. Казалось, стрелки часов не движутся, хотя на на стойке аппаратуры единого времени <Бамбук> разноцветные лампочки светились исправно и даже как-то лукаво подмигивали: не спешите, мол, всему свое время: И оно, наконец, наступило: из байконуровского телетайпа медленно, короткими рывками поползла лента с долгожданным словом <старт>. Управляющий работой комплекса П.А. Агаджанов, обычно неторопливый, иногда даже нарочито медлительный, мог бы повернуть тумблеры на своем коммутаторе и по громкоговорящей связи передать всем службам Центра и на измерительные пункты точное время старта <Востока>, что он через пару минут и сделал. Но в тот момент спокойствие ему изменило. Возбужденный, он выбежал из своей комнаты в коридор и что есть мочи прокричал: <Ста-а-арт!!!> Его услышали во всех аппаратных помещениях Центра и, наверное, на самых дальних пунктах и судах. Лишь после этой эмоциональной разрядки, несколько поостыв, Павел Артемьевич возвратился на свой пост и уже спокойно продолжал работу. 🙂

(Ю. Марков <Улыбки космоса>, 1992г.)